Коллекция Антона Мухарского (ФОТО)
Шоумен Антон Мухарский о коллекции народных китчевых картин, люстрах в стиле эпохи Людовика ХIV в квартирах спальных районов и культурной идентичности украинцев.
В начале 1990‑х, прогуливаясь по Андреевскому спуску, я увидел картины одного киевского художника, работающего в лубочно-наивном стиле. Меня они так зацепили, что я решил во что бы то ни стало их купить. Чтобы выручить денег, я отнес в антикварную лавку картину XVIII века, которую, в свою очередь, когда‑то выменял в Ленинграде на бутылку водки и шоколадку у представителя местной рок-н-ролльной богемы. Денег мне хватило на две работы примитивиста. Они и стали первыми в моей коллекции.
Сейчас у меня около 1500 работ. Некоторые — авторские картины, как первые две, но ось коллекции — это кустарные рисунки безымянных селян, часто просто перерисованные с других популярных картин или открыток. В основе таких картин — расхожие сюжеты, типичные герои, обобщенные пейзажи, населенные непременными мазанками, лебедями и мальвами. В целом все они отображают нехитрые представления авторов о счастье и красивой жизни. Это целый пласт культуры, существовавший по 1970‑е годы.
Поначалу я искал такие работы на блошиных рынках. Затем сформировал целую агентурную сеть, состоявшую из десятка торговцев антиквариатом, регулярно объезжающих украинские села, скупая всякий хлам для продажи. Когда они находили то, что мне было нужно, то фотографировали и присылали изображение. Если меня устраивала цена, агент сразу выкупал картину. Если нет — приходилось торговаться. В среднем такие картины стоят 200‑400 гривен.
Часто люди отказываются сразу продавать картину, или наоборот, требуют за нее несусветных денег, полагая, что обладают дорогостоящим шедевром. Приходится тогда лично выезжать в народ, общаться, объяснять, что эта, написанная под копирку картина, просто не может стоить дорого. Однажды в селе Срибном Сумской области мои агенты нашли сразу несколько хат, украшенных сельским поп-артом. Ради такого улова я выехал лично.
Другой случай, когда я сам прибыл на место, был связан с уникальной картиной в стиле сельского ню. Как вы понимаете, в 1960‑е годы в селе изображения обнаженных девиц не приветствовались. Автор картины написал ее для себя по случаю своей женитьбы. На холсте был изображен цыганский табор и женщина с оголенной грудью. Картину он повесил в спальне, так сказать, для вдохновения. Появившимся впоследствии детям входить в родительские покои было строго настрого запрещено. Со временем затейник умер, и вдова решила продать дом. К счастью, рядом оказался мой агент. Он сообщил о диковинке, и я срочно выехал за находкой. Меня рекомендовали как известного человека, и вдова уступила со словами: «Для хорошего человека не жалко». Я с удовольствием отдал ей 500 гривен. Картины известных авторов в наивном стиле стоят, конечно, в разы дороже. Самая дорогая обошлась мне в $ 500.
Все экспонаты моей коллекции хранятся в загородном доме, в специально оборудованном помещении. Причем, из полутора тысяч примерно 500 — это отборные работы, так сказать, «золотой фонд», а еще тысяча — битые, некачественные, «вырожденческие». Весь неликвид наклеен у меня на огромный баннер, образуя одну мегакартину. Смотрится потрясающе. И это не только мое впечатление. Коллекция вызывала восторг у всех, кто ее видел. Часто посетители вспоминают, что все эти Аленки с оленями, богатыри и русалки висели у их бабушек.
О коллекции искусствоведы написали уже массу статей, один даже докторскую защитил на моем материале. Кустарные сельские картины совершенно не изучены. История народной украинской картины заканчивается на 1940‑х годах. А ведь в 1950‑х, с наступлением хрущевской оттепели, появились целые артели, принявшиеся тиражировать популярные сюжеты, рисуя по шаблонам образы мещанского счастья. Так продолжалось до 1970‑х, когда подобное ремесло было признано враждебным соцреализму. Когда‑то таких картин было много, но они обречены превратиться в прах с теми ветхими хатами, в которых они пылятся. У нас ведь народ стыдится селянского китча, как переехавший из села в город человек стыдится своего происхождения. Стыд прикрывают глянцем, стразами, неминуемо рождая новую безвкусицу. По крайней мере сельский китч — это интересно. И, если копнуть чуть глубже, оказывается, что он не исчез, а лишь несколько трансформировался.
Посмотрите на распространенный сюжет с русалками. Это же четкий предвестник появления группы «Виа Гра». Стереотипное трио из черненькой, беленькой и рыженькой милашек — как было мечтой обывателя, так и осталось. На некоторых картинах со всей очевидностью проступает Поплавский. Посмотрите на его концерты по УТ-1. Весь декор — все эти козаки, мальвы, дивчата, подсолнухи — все это попало туда прямиком с базарных картин. Меня удивляет другое: как на народных картинах 1960‑х годов могли проявиться мотивы мексиканских сериалов, о которых тогда и не слышали. Тем не менее на некоторых работах брыли на парубках вдруг превращаются в сомбреро, а вместо украинских дивчат оказываются ярко выраженные мексиканки. Все на фоне мазанок и подсолнухов. Так что понятно, почему во время демонстрации какой‑нибудь «Просто Марии» улицы сел вымирали: все, сидя у экранов, поглощали понятную мексиканскую романтику.
Популярность индийских фильмов, совпавшая с расцветом сельского китча, привела к тому, что в типично украинском пейзаже могла вдруг появиться девушка в сари и парень в тюрбане. То есть, художник рисовал привычные хаты, речку с лодкой, лебедей и вдруг, под воздействием пронзительного индийского кинохита, одевал героев во все индийское. Вот такие разрывы шаблонов мне наиболее интересны. Не наив в чистом виде, а работы, в которых наивное народное творчество мутирует под воздействием массовой культуры. Находка таких картин — большая удача. Именно они — соль коллекции. Именно они отражают космос простого жителя села с его нехитрыми потребностями и героями из телевизора.
В обычном классическом наиве образца Примаченко присутствует некая поэтичность, романтизм, художественность. В народном китче, напротив, нет никакой художественности. Только желание блеснуть, похвастаться, погрезить о пышнотелой русалке или добром коне. Это ремесло не имеет иной цели, кроме удовлетворения примитивных потребностей в символах мещанской красоты и благополучия.
В этом смысле украинский гламур 2000‑х — прямое продолжение сельского гламура 1960‑х. Те же красивые, нарочито модные девушки, те же статные богатые мужчины, густо обставляющие жизнь красотой. Люстра под Людовика ХIV в троещинской квартире, позолоченная сантехника, обои с ангелочками — все это уже было.
Вот, например, самый распространенный сюжет народного китча — картина «Алена с оленем». На ней изображена девушка, держащая за поводок оленя. Причем, обратите внимание, оленья морда имеет явные антропоморфные черты: он похож на какого‑нибудь бандита Сережу. Возможно, он таки превратится в человека, но сейчас это зверь, который может сорваться с поводка, напиться и дать в лицо копытом. В отличие от других картин, которые по традиции дарили на всякие праздники, картину с таким сюжетом девушки покупали себе сами. Причем покупали тысячами. Очень хотелось представлять себя красавицей, держащей зверя на коротком поводке.
Картина, которую дарили на каждую вторую свадьбу — это приторный пейзаж, на котором изображена река, лес, как правило березовый, и плывущие по реке лебеди. Лебеди изображены парами, клювик к клювику, что символизирует семейную идиллию.
Яркий пример религиозного китча — картина «Люди идут в храм». В период гонений на религию такие картины могли заменять иконы, дарили их на религиозные праздники. Очень популярен уже описанный сюжет с русалками. Суперхитом 1960‑х стала и картина «Ховайся Петре з Наталкою, йде мати з качалкою» известного художника Пимоненко, которую перерисовывали бесчисленное количество раз народные умельцы. Эта картина, в которой по сюжету мама намеревалась надавать скалкой по голове неразумной дочери, олицетворяла заповедь послушания. Ее приносили в дар семьям, где имелись дочки. А вот популярный сюжет «Дети над пропастью» на самом деле срисован с немецкой трофейной открытки времен Второй мировой. Над детьми возвышается ангел, как бы обещая владельцам картины сохранность их чад.
Интересно, что многие сюжеты украинской народной живописи полностью совпадают с живописью других народов. Я испытал культурный шок, когда приехал в Таиланд и увидел там типично украинский пейзаж, только вместо мазанок — домики на сваях. Даже деревья нарисованы одинаково: ствол, а вокруг кисточкой с зеленой краской натыкана листва. Но украинский наив отличается буйством красок, стремлением выставить красоту напоказ, чрезмерностью. Для Украины китч был и остается главным стилевым направлением. И этого не нужно стесняться. Наоборот, из этого можно создать самобытный бренд и выстроить вокруг него нашу культурную идентичность.
Картина «Люди идут в храм» представляет один из самых популярных сюжетов сельского китча 1960-х. На церкви всегда пять куполов, дома – типичные мазанки
В начале 1990‑х, прогуливаясь по Андреевскому спуску, я увидел картины одного киевского художника, работающего в лубочно-наивном стиле. Меня они так зацепили, что я решил во что бы то ни стало их купить. Чтобы выручить денег, я отнес в антикварную лавку картину XVIII века, которую, в свою очередь, когда‑то выменял в Ленинграде на бутылку водки и шоколадку у представителя местной рок-н-ролльной богемы. Денег мне хватило на две работы примитивиста. Они и стали первыми в моей коллекции.
Сейчас у меня около 1500 работ. Некоторые — авторские картины, как первые две, но ось коллекции — это кустарные рисунки безымянных селян, часто просто перерисованные с других популярных картин или открыток. В основе таких картин — расхожие сюжеты, типичные герои, обобщенные пейзажи, населенные непременными мазанками, лебедями и мальвами. В целом все они отображают нехитрые представления авторов о счастье и красивой жизни. Это целый пласт культуры, существовавший по 1970‑е годы.
Поначалу я искал такие работы на блошиных рынках. Затем сформировал целую агентурную сеть, состоявшую из десятка торговцев антиквариатом, регулярно объезжающих украинские села, скупая всякий хлам для продажи. Когда они находили то, что мне было нужно, то фотографировали и присылали изображение. Если меня устраивала цена, агент сразу выкупал картину. Если нет — приходилось торговаться. В среднем такие картины стоят 200‑400 гривен.
Часто люди отказываются сразу продавать картину, или наоборот, требуют за нее несусветных денег, полагая, что обладают дорогостоящим шедевром. Приходится тогда лично выезжать в народ, общаться, объяснять, что эта, написанная под копирку картина, просто не может стоить дорого. Однажды в селе Срибном Сумской области мои агенты нашли сразу несколько хат, украшенных сельским поп-артом. Ради такого улова я выехал лично.
Другой случай, когда я сам прибыл на место, был связан с уникальной картиной в стиле сельского ню. Как вы понимаете, в 1960‑е годы в селе изображения обнаженных девиц не приветствовались. Автор картины написал ее для себя по случаю своей женитьбы. На холсте был изображен цыганский табор и женщина с оголенной грудью. Картину он повесил в спальне, так сказать, для вдохновения. Появившимся впоследствии детям входить в родительские покои было строго настрого запрещено. Со временем затейник умер, и вдова решила продать дом. К счастью, рядом оказался мой агент. Он сообщил о диковинке, и я срочно выехал за находкой. Меня рекомендовали как известного человека, и вдова уступила со словами: «Для хорошего человека не жалко». Я с удовольствием отдал ей 500 гривен. Картины известных авторов в наивном стиле стоят, конечно, в разы дороже. Самая дорогая обошлась мне в $ 500.
Все экспонаты моей коллекции хранятся в загородном доме, в специально оборудованном помещении. Причем, из полутора тысяч примерно 500 — это отборные работы, так сказать, «золотой фонд», а еще тысяча — битые, некачественные, «вырожденческие». Весь неликвид наклеен у меня на огромный баннер, образуя одну мегакартину. Смотрится потрясающе. И это не только мое впечатление. Коллекция вызывала восторг у всех, кто ее видел. Часто посетители вспоминают, что все эти Аленки с оленями, богатыри и русалки висели у их бабушек.
О коллекции искусствоведы написали уже массу статей, один даже докторскую защитил на моем материале. Кустарные сельские картины совершенно не изучены. История народной украинской картины заканчивается на 1940‑х годах. А ведь в 1950‑х, с наступлением хрущевской оттепели, появились целые артели, принявшиеся тиражировать популярные сюжеты, рисуя по шаблонам образы мещанского счастья. Так продолжалось до 1970‑х, когда подобное ремесло было признано враждебным соцреализму. Когда‑то таких картин было много, но они обречены превратиться в прах с теми ветхими хатами, в которых они пылятся. У нас ведь народ стыдится селянского китча, как переехавший из села в город человек стыдится своего происхождения. Стыд прикрывают глянцем, стразами, неминуемо рождая новую безвкусицу. По крайней мере сельский китч — это интересно. И, если копнуть чуть глубже, оказывается, что он не исчез, а лишь несколько трансформировался.
Посмотрите на распространенный сюжет с русалками. Это же четкий предвестник появления группы «Виа Гра». Стереотипное трио из черненькой, беленькой и рыженькой милашек — как было мечтой обывателя, так и осталось. На некоторых картинах со всей очевидностью проступает Поплавский. Посмотрите на его концерты по УТ-1. Весь декор — все эти козаки, мальвы, дивчата, подсолнухи — все это попало туда прямиком с базарных картин. Меня удивляет другое: как на народных картинах 1960‑х годов могли проявиться мотивы мексиканских сериалов, о которых тогда и не слышали. Тем не менее на некоторых работах брыли на парубках вдруг превращаются в сомбреро, а вместо украинских дивчат оказываются ярко выраженные мексиканки. Все на фоне мазанок и подсолнухов. Так что понятно, почему во время демонстрации какой‑нибудь «Просто Марии» улицы сел вымирали: все, сидя у экранов, поглощали понятную мексиканскую романтику.
Популярность индийских фильмов, совпавшая с расцветом сельского китча, привела к тому, что в типично украинском пейзаже могла вдруг появиться девушка в сари и парень в тюрбане. То есть, художник рисовал привычные хаты, речку с лодкой, лебедей и вдруг, под воздействием пронзительного индийского кинохита, одевал героев во все индийское. Вот такие разрывы шаблонов мне наиболее интересны. Не наив в чистом виде, а работы, в которых наивное народное творчество мутирует под воздействием массовой культуры. Находка таких картин — большая удача. Именно они — соль коллекции. Именно они отражают космос простого жителя села с его нехитрыми потребностями и героями из телевизора.
В обычном классическом наиве образца Примаченко присутствует некая поэтичность, романтизм, художественность. В народном китче, напротив, нет никакой художественности. Только желание блеснуть, похвастаться, погрезить о пышнотелой русалке или добром коне. Это ремесло не имеет иной цели, кроме удовлетворения примитивных потребностей в символах мещанской красоты и благополучия.
В этом смысле украинский гламур 2000‑х — прямое продолжение сельского гламура 1960‑х. Те же красивые, нарочито модные девушки, те же статные богатые мужчины, густо обставляющие жизнь красотой. Люстра под Людовика ХIV в троещинской квартире, позолоченная сантехника, обои с ангелочками — все это уже было.
Вот, например, самый распространенный сюжет народного китча — картина «Алена с оленем». На ней изображена девушка, держащая за поводок оленя. Причем, обратите внимание, оленья морда имеет явные антропоморфные черты: он похож на какого‑нибудь бандита Сережу. Возможно, он таки превратится в человека, но сейчас это зверь, который может сорваться с поводка, напиться и дать в лицо копытом. В отличие от других картин, которые по традиции дарили на всякие праздники, картину с таким сюжетом девушки покупали себе сами. Причем покупали тысячами. Очень хотелось представлять себя красавицей, держащей зверя на коротком поводке.
Картина, которую дарили на каждую вторую свадьбу — это приторный пейзаж, на котором изображена река, лес, как правило березовый, и плывущие по реке лебеди. Лебеди изображены парами, клювик к клювику, что символизирует семейную идиллию.
Яркий пример религиозного китча — картина «Люди идут в храм». В период гонений на религию такие картины могли заменять иконы, дарили их на религиозные праздники. Очень популярен уже описанный сюжет с русалками. Суперхитом 1960‑х стала и картина «Ховайся Петре з Наталкою, йде мати з качалкою» известного художника Пимоненко, которую перерисовывали бесчисленное количество раз народные умельцы. Эта картина, в которой по сюжету мама намеревалась надавать скалкой по голове неразумной дочери, олицетворяла заповедь послушания. Ее приносили в дар семьям, где имелись дочки. А вот популярный сюжет «Дети над пропастью» на самом деле срисован с немецкой трофейной открытки времен Второй мировой. Над детьми возвышается ангел, как бы обещая владельцам картины сохранность их чад.
Интересно, что многие сюжеты украинской народной живописи полностью совпадают с живописью других народов. Я испытал культурный шок, когда приехал в Таиланд и увидел там типично украинский пейзаж, только вместо мазанок — домики на сваях. Даже деревья нарисованы одинаково: ствол, а вокруг кисточкой с зеленой краской натыкана листва. Но украинский наив отличается буйством красок, стремлением выставить красоту напоказ, чрезмерностью. Для Украины китч был и остается главным стилевым направлением. И этого не нужно стесняться. Наоборот, из этого можно создать самобытный бренд и выстроить вокруг него нашу культурную идентичность.
Картина «Люди идут в храм» представляет один из самых популярных сюжетов сельского китча 1960-х. На церкви всегда пять куполов, дома – типичные мазанки